В романе «Преступление и наказание» Фёдор Достоевский создал персонажа, чья философия потрясла литературный мир. Родион Раскольников делит человечество на два разряда: «тварей дрожащих» и «право имеющих». Последние, по его мнению, способны переступить через мораль ради великих целей:
«Необыкновенный человек имеет право… разрешить своей совести перешагнуть… через иные препятствия, и единственно в том только случае, если исполнение его идеи того требует».
Эта идея не возникла на пустом месте. Исторические параллели показывают, что подобные взгляды существовали задолго до Раскольникова. От Наполеона до философов-ницшеанцев — давайте исследуем, кто вдохновлял Достоевского.
Наполеон Бонапарт: прообраз «сверхчеловека»
Раскольников не раз сравнивает себя с французским императором:
«Я тогда, как Наполеон, на Аустерлиц… пошел».
Наполеон стал символом человека, который ради власти нарушал законы и жертвовал тысячами жизней. Его походы в Египет и Россию, переворот 18 брюмера — всё это примеры «права сильного». В 1860-х годах, когда писался роман, культ Наполеона в Европе был на пике. Достоевский, критикуя эту идеологию, через Раскольникова показывает её разрушительность: герой убивает старуху-процентщицу, пытаясь доказать свою «необыкновенность», но терпит крах.
Ключевая параллель: Наполеон оправдывал войны «благом для человечества», Раскольников — возможностью стать «благодетелем».
Чингисхан и Тамерлан: власть через жестокость
Достоевский упоминает этих завоевателей в черновиках романа. Чингисхан, создавший империю на костях миллионов, и Тамерлан, стиравший города с лица земли, — воплощение «права сильного». Их действия оправдывались «высшей целью» — объединением народов. Раскольников рассуждает схоже:
«Свобода и власть, а главное власть! Над всей дрожащей тварью… вот цель!»
Исторический контекст: в XIX веке интерес к Востоку в России возродил дискуссии о морали завоеваний. Достоевский, через теорию Раскольникова, показывает, что любая утопия, построенная на крови, обречена.
Никколо Макиавелли: «Цель оправдывает средства»
Хотя Раскольников не ссылается на итальянского мыслителя, его теория перекликается с идеями трактата «Государь». Макиавелли утверждал, что правитель может нарушать нормы морали ради стабильности государства. Например, Цезарь Борджиа, убивавший конкурентов, считался идеалом «сильного лидера».
Раскольников, как «государь» в миниатюре, хочет доказать, что способен управлять судьбой:
«Кто крепок и силён умом и духом, тот над ними и властелин!»
Различие: Макиавелли говорил о политике, Раскольников — о личной «избранности».
Макс Штирнер и анархизм: «Единственный и его собственность»
Немецкий философ в книге «Единственный и его собственность» (1844) провозгласил: высшая ценность — эгоизм, а общественные нормы — цепь для личности. Штирнер писал:
«Я освобождаю себя от всего, что мешает моей свободе».
Раскольников, отрицая «предрассудки» вроде сострадания, повторяет эту мысль:
«Всё в руках человека, и всё-то он мимо носу проносит, единственно от одной трусости».
Важно: идеи Штирнера повлияли на нигилистов 1860-х, которых Достоевский критиковал в «Бесах».
Фридрих Ницше: прообраз «сверхчеловека»?
Хотя Ницше начал писать позже Достоевского, их идеи удивительно схожи. Концепция «сверхчеловека», отвергающего рабскую мораль, напоминает теорию Раскольникова. Ницше утверждал:
«Падающего — толкни!».
Раскольников же оправдывает убийство:
«Я не человека убил, я принцип убил!».
Парадокс: ницшеанство стало популярным в конце XIX века, но Достоевский, словно предвидя это, уже показал трагедию «сверхчеловека».
Русские революционеры: Нечаев и «Катехизис революционера»
Сергей Нечаев, автор радикального манифеста 1869 года, призывал:
«Революционер презирает общественную мораль. Для него нравственно всё, что способствует революции».
Его группа «Народная расправа» убила студента Иванова, посчитав его предателем. Это преступление вдохновило Достоевского на роман «Бесы», но отголоски есть и в «Преступлении и наказании». Раскольников, как Нечаев, верит, что «цель оправдывает средства», но терпит крах.
Факт: Нечаев называл себя «право имеющим» — термином, который Достоевский вложил в уста Раскольникова.
Иван Грозный: жестокость как «божественная миссия»
Царь Иван IV, уничтожавший бояр и целые города, оправдывал зверства «волей Бога». В письме Курбскому он писал:
«Власть дана мне от Господа, и я вправе карать изменников».
Раскольников, считая себя «избранным», тоже берёт на себя роль судьи:
«Я захотел осмелиться и убил… мне надо было узнать тогда… вошь ли я, как все, или человек?»
Сравнение: оба видят себя инструментами высшей справедливости, но их действия ведут к хаосу.
Людовик XIV: «Государство — это я»
Король-солнце, сосредоточивший абсолютную власть, заявил:
«Мне всё позволено, ибо я — закон».
Раскольников мечтает о подобном всевластии:
«Власть даётся только тому, кто посмеет наклониться и взять её».
Контраст: Людовик XIV укреплял государство, Раскольников же разрушает даже себя.
Андреа Верроккьо: скульптура «Давид» как символ
В эпоху Ренессанса библейский Давид, победивший Голиафа, стал символом торжества разума над грубой силой. Раскольников, сравнивая себя с Давидом, хочет «победить» систему:
«Я… может быть, ещё большее добро сделаю, чем все эти… подвиги».
Ирония: Давид в Библии — помазанник Божий, Раскольников же — самозванец.
Теория в реальности: Почему «право имеющие» терпят крах
История показывает: те, кто ставит себя выше морали, в итоге теряют власть. Наполеон умер в изгнании, Нечаев — в тюрьме, Чингисханская империя распалась. Раскольников, осознав провал, признаётся Соне:
«Разве я старушонку убил? Я себя убил!».
Достоевский, через исторические параллели, доказывает: теория «сверхчеловека» ведёт не к величию, а к духовной смерти. Даже Цезарь, заколотый заговорщиками, стал предостережением — что уж говорить о «наполеончике из студентика»…
